слова. А. А. Мордвинов так описывает эти события: «Теперь трудно что-нибудь уже сделать, — с раздраженной досадой, почти совершенно в таких выражениях говорил Рузский. — Давно все настаивали на реформах, которых вся страна требует… Не слушались… Голос хлыста Распутина имел больший у вас вес… Вот и дошли до Протопопова, до неизвестного Голицына… до всего того, что сейчас… Посылать войска в Петроград, конечно, поздно — выйдет только лишнее кровопролитие и лишнее раздражение… надо их вернуть…

— Меня удивляет, при чем тут Распутин? — спокойно возразил граф Фредерикс. — Какое он мог иметь влияние на дела?! Я, например, даже его совершенно не знал.

— О вас, граф, никто и не говорит. Вы были в стороне, — вставил Рузский.

— Что ж, по-вашему, теперь делать? — спросили несколько голосов.

— Что делать? — переспросил Рузский. — Придется теперь, быть может, сдаваться совершенно на милость победителя!»680.

Вместо защиты и помощи — предложение сдаться. Всем стало ясно, что полагаться на Рузского нет смысла, последняя надежда царского окружения таяла на глазах.

Заметной становится и роль Великого Князя Кирилла Владимировича в эти революционные дни. В этот же день начинаются восстания в Москве и в Кронштадте. Около 16 часов к зданию Государственной Думы с поддержкой явился Гвардейский флотский экипаж во главе с Великим Князем Кириллом (!).

«Кирилл Владимирович принял предложение вместе с полком и ждал час под дверьми, пока Родзянко не соизволит выйти пожать ему руку. Вернувшись к себе, великий князь водрузил на крышу дома красный флаг»681, — вспоминает О. Палей. «Великий князь Кирилл одним из первых признал революцию и поднял красный флаг»682, — подтверждает английский посол Д. Бьюкенен. На этот же факт обращает внимание Н. Суханов: «Во главе конвоя явился какой-то великий князь — Кирилл Владимирович, тоже оказавшийся исконным революционером»683.

По воспоминаниям А. Шляпникова: «В Военной комиссии Государственной думы в этот день произошли некоторые изменения. Согласно постановлению Временного комитета Государственной думы, полковник Энгельгардт был назначен начальником Петербургского гарнизона, а на пост председателя Военной комиссии был поставлен А. И. Гучков. О своем назначении он известил «приказом», кроме того, в тот же день отдал следующее распоряжение:

«Приказываю:

1. Всем командирам отдельных частей ежедневно к двенадцати часам доносить мне о наличном составе частей и их состоянии. Первое донесение представить к 18 часам второго марта в Государственную думу.

2. Всем командирам частей представить мне списки офицеров, вернувшихся к исполнению своих обязанностей.

3. Завтра, второго марта, начальникам Главных управлений военного министерства начать правильные занятия в управлениях, штабах и во всех заведениях.

4. Распространить среди гг. офицеров и нижних чинов прилагаемое при сем воззвание председателя Государственной думы.

5. Районным начальникам, кроме общего наблюдения за порядком в своих районах, назначить особые посты, коим, находясь в определенных им пунктах, принимать решительные меры к прекращению беспорядков.

6. Никоим образом не допускать отбирания у офицеров оружия, нужного им при несении своих обязанностей по службе. Настоящее распоряжение касается как оружия, носимого офицерами на улице, так и находящегося у них на квартире их.

7. Моим помощником назначается генерал-майор Потапов.

Председатель Военной комиссии А. И. Гучков»684.

Продолжает эту тему Н. Суханов, который на тот момент, судя по всему, мало что понимал в происходящих событиях, не осознавал их глубинную суть и не знал, кто же в действительности обладает реальным влиянием, а кто нет. Он искренне не понимал, кто назначает во главу военной комиссии А. И. Гучкова, да и вообще, какова подлинная роль А. И. Гучкова.

«Во главу Военной комиссии был уже кем-то назначенный Гучков, кандидат в военные министры. Вместе с тем весь облик Военной комиссии приобретал не только чуждый, но и злокачественный вид. Потратив невероятное количество энергии и времени на передвижение, я попал, наконец, в сферу Военной комиссии, в какие-то верхние коридоры над кухней, где, нарушая все законы непроницаемости, сплошь стояли военные, ломившиеся к Гучкову. Гучков же, как говорили, заперся с великим князем Кириллом Владимировичем и был занят с ним важными делами… Но, с другой стороны, к Гучкову, занятому с великим князем, не пускали, пока не узнали, что я член Исполнительного комитета»685; «У дверей все-таки стоял караул. В коридоре я встретил Гучкова, направляющегося только теперь в комитет Государственной думы. Я остановил его и оповестил о судьбе его прокламации, изложив в двух словах мотивы ее задержания. Гучков выслушал, усмехнулся и, ничего не сказав, пошел дальше»686.

Следующий день, 2 марта, фактически стал главным днем той драмы, которую переживала Россия. М. Родзянко «бомбил» своей информацией генерала М. Алексеева, рассказывая ему о «непростой» ситуации в столице, в связи с этим он заявляет о том, что введение «ответственного министерства» уж опоздало, и необходимо только отречение Николая II.

В основном со слов М. Родзянко, около десяти утра Алексеев отправляет телеграмму командующим фронтам на выяснение их отношения к отречению. Еще ночью тот же М. Родзянко составляет обстоятельный разговор по телеграфу с генералом Рузским, в расположении которого находился сам государь.

К 14 часам стали поступать телеграммы о желательности отречения. Все высказались за отречение. Поражает та быстрота, с которой согласились главнокомандующие на отречение государя. От получения телеграммы до отправки ответа прошло всего-навсего около 4 часов.

За это время генералы должны были «глубоко» проанализировать ситуацию, понять происходящее и сделать выводы. Могло ли такое быть за столь короткий срок? Вряд ли. Они, конечно же, ориентировались в основном на мнение, изложенное в телеграммах Алексеева и Родзянко. Возможно даже и не представляя, что основным источником информации и для Алексеева был тот же М. Родзянко, которого, в свою очередь, ловко использовали «втемную», в том числе А. И. Гучков и соратники, подавая ему нужную информацию.

Получив всю эту информацию, около 15 часов Николай II принимает для себя возможность отречения от престола. В 14 часов из Петрограда в Псков отправляются по согласованию с Временным комитетом Государственной Думы на переговоры А. И. Гучков и В. Шульгин687. План А. И. Гучкова вступил в заключительную стадию под условным названием «отречение». Ранее на переговоры с Николаем II собирался ехать М. Родзянко,688 но Совет категорически этому воспротивился, и Родзянко отступил, не получив разрешения Совета, что еще раз доказывает, что он не владел реальной ситуацией. Он считал объективной ту картину, которую ему активно рисовали.

Когда же надо было отправиться в путь А. И. Гучкову, он не стал консультироваться с Советом, а тем более испрашивать его разрешения. Прибыв на вокзал, он потребовал поезд, который и был ему предоставлен в течение 20 минут689.

Во второй половине дня в Государственной Думе П. Милюков начал представлять кандидатов во Временное правительство. «Во время характеристик новых министров Милюков назвал их „представителями русской общественности“, и голоса из толпы бросили в дополнение: „цензовой“. Этим крикам Милюков противопоставил нецензового представителя А. Ф. Керенского. Гучкова Милюков рекомендовал как… „организатора уличных побед. Коновалова и Терещенко он представил как представителей